Почему православный священник Владислав Сохин принял Ислам
Владислав Сохин родился в Курске, там же обучался в Православной духовной семинарии. С 2002 года изучал религиоведение в Курском государственном университете. Двумя годами ранее был посвящен в сан диакона Русской Православной Церкви, в 2001 году в сан священника, а последние два года возглавлял Молодежный отдел при епархии и являлся преподавателем Общей церковной истории в Курской духовной семинарии. Но 1 августа 2006 года иерей Владислав подал на имя управляющего Курской епархией архиепископа Германа «Обращение», в котором сообщил, что «принял ислам и теперь является мусульманином». О пути иерея Владислава в ислам, его отношении к Русской Православной Церкви и мусульманскому миру, а также о его планах на будущее бывший священник рассказал обозревателю Страны.Ru Марии Свешниковой.
— Владислав, кто или что стало для вас главным при переходе в ислам?
— Наверно, корректнее будет назвать это не переходом, а возвращением в Единобожие. Если говорить, кто, то наверно этот Кто — с большой буквы — Сам Всевышний, который каждого человека ведет. Это еще называется промыслом Божиим. Ну а всяких «что» — было множество.
Сегодня православные СМИ пытаются говорить, что причиной якобы стали обнаруженные мной несоответствия в Новом Завете. На самом деле причин было несколько. Прежде всего, конечно, это мои личные отношения с Богом: я нашел в исламе то, чего я не мог найти в православии — это связь «человек и Бог». Можно, конечно, говорить, что такое есть там-то и там-то, но, на мой взгляд, многие обряды отодвигают личностные отношения между человеком и Богом. В исламе такого нет. Мало того, ислам хоть и называется молодой мировой религией, на самом деле пророк Мухаммад (мир ему), лишь обозначил те истины, которые говорил Всевышний. Напомнил их арабам и всему миру, начиная от Адама и последующих пророков. Так что ислам — это естественная преемственность возвращения истин таухида (единобожия), которые были даны Богом первому человеку, Адаму.
— Насколько мне известно, для вас одним из моментов неприятия православия было то, что священники читают тайные молитвы. Однако многие священники отказались от такой практики, и читают их при всей церкви. Вы могли сделать точно также.
— Это не один из моментов неприятия православия, а скорее, непонимание. Я так и пробовал делать. Я пытался читать молитвы вслух, тем более что они называются тайными не потому, что их читают тайно, а потому что это молитвы таинства. Но речь идет не о конкретных священниках, которые зачастую обвиняются в обновленчестве, такое решение должно идти, прежде всего, со стороны иерархии. Я согласен, что Церковь объясняет тайное прочтение особых молитв, но смысл литургии — это общее дело, т.е. совместная молитва, а священник как имам в мечети от лица других молящихся, от лица всех находящихся в храме только произносит молитву.
— Вы, будучи родом из неверующей семьи, довольно быстро и успешно сделали карьеру в Православной Церкви. Стали священником, заняли некий пост в епархии. На моей памяти было довольно большое количество священников, которые пришли в православие из других религий, потом ушли и оттуда еще куда-то. И в конце концов они делали конфессиональный выбор с формулировкой: я понял, что нигде не могу обрести того, что хотел, что искал, и остался здесь, потому что просто надоело бегать. Вы не боитесь, что с вами может получиться так же? Что вы разочаруетесь и в исламе?
— Если говорить о скорости, то нынешний Патриарх Алексий II в 21 год стал священником. Думаю, добрая половина РПЦ так же рано рукополагалась. Я не от себя стал священником, я учился в семинарии, был одним из лучших студентов. Закончил семинарию с красным дипломом, без единой четверки. Просто мне митрополит предложил сначала стать дьяконом, потом священником. Перед этим я женился и какое-то время продолжал посещать очно семинарию. Есть такое понятие в Церкви как послушание. Есть послушание, значит, ты его выполняешь, ты должен сказать: простите, благословите.
А по поводу «боюсь-не боюсь», дело в том, что для меня поиск истины не должен чем-то закрываться. Истина есть, она всегда присутствует в человеке. Сейчас я верю, я знаю, что нашел истину. Что касается негативных сторон ислама, я же не просто так вышел, сжег за собой все мосты и прыгнул неизвестно куда в пропасть. Ислам я изучал, поэтому многие его стороны я знаю и нормально к ним отношусь, а негатив есть везде — это человеческий фактор. Но только для меня ислам — религия единобожия, религия Истины. Я считаю, что обрел истину и метаться куда-либо не собираюсь.
— Опять же мне знакомы и иные ситуации: когда священники переходили в другие конфессии по причине «нереализованных амбиций». То есть они надеялись на некое продвижение по служебной лестнице, на улучшение материального положения, на получение властных полномочий. Вы уверены, что ваш случай не такой?
— Нет, я так не считаю. В епархии я служил в неплохом храме, был руководителем епархиального отдела. И не скажу, что в денежном плане мне было тяжело. Я знаю священников, которым гораздо труднее.
— Вы женаты, у вас трое детей. Ваша семья тоже перешла с вами в ислам?
— Нет. Моя семья осталась в христианстве. Вообще, религиозный выбор — это личный выбор каждого человека. Я стал христианином сам, по собственной воле. Дело не в том, был я крещен в детстве или нет, а как стал христианином. То же самое произошло и с исламом. И, если моя жена посчитает, что для нее ислам это истинная вера и она его примет, я буду только рад. Если она у меня будет о чем-то спрашивать, я буду отвечать, но в Коране говорится, что в религии нет принуждения. Поэтому я никого принуждать не собираюсь, ни свою жену, ни, тем более, своих детей — они маленькие еще. Любой человек должен иметь право на свой собственный выбор.
То же, кстати, касается и крещения детей. Если вспомнить историю Церкви, то до V века включительно детей почти не крестили. Иоанн Златоуст и Василий Великий, которые были рождены в христианских семьях, в семьях святых людей, крестились сами в более чем сознательном возрасте.
— То есть нельзя сказать, что вы перешли по чьему-то принуждению, в том плане, что с вами беседовали, наводили на какие-то выводы?
— Нет, никогда. Во-первых, в Курске нет мечети, и мусульман я там практически не встречал, кроме иностранных студентов. И только сейчас, после того, как появилась информация в Интернете, на меня вышел председатель мусульманской курской общины. В Москве я тоже не был знаком с исламской общиной. Конечно, я часто путешествовал, случались пересечения с личностями в исламе, но это скорее случайности. А так я сам читал книги, в Интернете общался. Но никакого принуждения к чему-то не было. Если бы у меня были какие-то сомнения, я бы думал, ждал. Кстати, всерьез о переходе из православия я задумался за год до моего принятия ислама, до этого просто изучал его.
— Вы написали о вашем первом путешествии в исламскую страну — это был Иран — что вас поразило, как «чисто там люди живут — без наркотиков, без алкоголя. Практически все исповедуют ислам не поверхностно». И тут сразу возникает масса вопросов. Про наркотики в Иране я ничего не могу сказать, я там не была. Но в Пакистан или Афганистан даже ездить не надо, чтобы узнать, что там ситуация с наркотиками прямо противоположная. И назвать «чистыми» некоторые страны, например Тунис, совесть не позволит. И, когда я читала то, что вы написали о своем «возвращении» в ислам, мне показалось, что я вижу то ли исповедь протестанта, то ли покаяние 37-го года: я такой-то и такой-то отрекаюсь от того-то и того-то…
— Про Иран я скажу так: я просто описал то, что видел. Конечно же, я знаю, что в Иране большой наркотрафик идет с Афганистана и Пакистана. Меня лично останавливали в районе Кермана, и проверяли с собаками, с автоматчиками. Я об этом знаю прекрасно. Но знаю также и то, что если у кого-нибудь нашли наркотики, по шариату положена смертная казнь. Я знаю, что в Иране распространены и проституция, и алкоголь, я ничего об этом не говорю. Может быть, я тогда неправильно выразился, я имел в виду, что государство всячески пытается пресечь эти все вещи. Все мы люди, мы знаем, что и среди православных есть и алкоголики, и есть хорошие люди, не пьющие. И среди крещеных те, кто принимает наркотики и те, кто не принимает. Но в мусульманских странах, в частности в Иране, со стороны правительства, это всячески не поощряется и по возможности пресекается, а люди наказываются. Ну, и не стоит еще забывать статистику, а она сообщает, что наркодельцов в стране становится больше, когда туда приходит насильственная демократия. Возьмите тот же Афганистан или Косово.
— Вы планируете оставаться дальше в Курске?
— Я не могу ничего по этому поводу сказать. Пока что я навещаю свою семью, когда есть возможность. Если бы я нашел в Курске какую-то работу, я бы с удовольствием остался. Это мой город, почему я должен бегать по стране?
— Но вот и работа — построить там мечеть, участвовать в жизни общины.
— Пока об этом не думал. Сейчас очень тяжелый период. Во-первых, с религиозной точки зрения многие вещи пересматриваешь, многое для меня внове, даже с обрядовой стороны. Одно дело ты об этом читал, другое дело — практика. Так что, пока я вхожу в жизнь нормального мусульманина, стараюсь совершать пятикратную молитву, Коран читать чаще. А что дальше. Пока я в Москве, пока есть временная работа, а дальше, как мусульмане говорят, иншаАлла — на все воля Божия.
— Как к вам, к вашему приходу, к вашему возвращению к религии, к вере относятся мусульмане? На первый взгляд они, конечно, наверняка очень рады новому члену общины, с другой стороны вами надо заниматься, вами надо руководить, направлять, даже устраивать на работу. Кстати, вы не слышали, у мусульман не было проблема с РПЦ в связи с вашим случаем.
— По поводу проблем с Русской Православной Церковью я не слышал. Есть, конечно, авторы, которые всякую грязь начинают выливать на меня и, в моем лице, на ислам, и на пророка Мухаммада (мир ему), и на священный Коран, но, мне кажется, это просто больные люди, которые не понимают главного. Я думаю, что из-за моего прихода не будет трений между РПЦ и исламской общиной, тем более что никто никого не принуждал и не перетягивал, это мой собственный выбор. Как хорошо сказал Джаннат Сергей Маркус, тоже принявший ислам: «Это не я принял ислам, а ислам принял меня». Я могу только его слова повторить и с ними согласиться.
А насчет проблем. Любой человек, который приходит в церковь и просит креститься — уже проблема для священника. Он должен ему уделить время, он должен с ним поговорить, побеседовать. Так же и в исламе, почему нет. Иисус (мир ему) говорил, что надо любить ближнего своего. Человек приходит, значит, надо уделить ему внимание, помочь, это прямая обязанность мусульман. Пока я не встретил никаких сложностей, я не думаю, что какие-то сложности с этим возникнут.
— Только что праздником Успения Пресвятой Богородицы закончился Успенский пост, впрочем, в Православной Церкви едва ли не каждый день — праздник. Не возникает где-то там, внутри сожаление, что вы в этот момент не стоите перед алтарем?
— Нет. Скоро рамадан будет, буду стараться соблюдать. На самом деле, Великий пост, особенно первые три дня, соблюдать гораздо тяжелее по всем правилам, нежели рамадан. Потому что первые три дня по правилам Церкви запрещено не только есть, но и пить, кроме того, надо выстаивать утром 5-часовую службу и вечером 2-часовую. Поэтому для меня рамадан будет гораздо легче. Буду стараться. Это обязанность любого мусульманина, и каждый будет держать ответ перед Богом, как он молился, как он соблюдал посты, как он общался с людьми.
— Вы бы хотели стать лидером в мусульманской общине? Тем более, что вы же уже им были, так как священник — это всегда лидер.
-Я был руководителем молодежного отдела.
— Так не хотели бы возглавить мусульманскую общину, в Курске?
— Не хотел бы, скажу честно. Хочу быть просто обычным мусульманином. Кому больше дано, сказано в Библии, с того больше и спросится. Я хочу быть простым человеком. Но, с другой стороны, на все воля Аллаха!
01.09.06.
Национальная информационная служба Страна.Ru, 2000-2006.
whyislam